Х Э
ГЛАВНАЯ НОВОСТИ О ПРОЕКТЕ О СТАТЬЯХ ВСЕ СТАТЬИ ССЫЛКИ ГАЛЕРЕЯ ОПРОСЫ ФОРУМ СВЯЗАТЬСЯ
УЛИЦА КРАСНЫХ ФОНАРЕЙ

Городок Зареченск не принадлежал к числу больших, промышленных городов. Мало кому известный, райцентр одной из областей на Среднерусской возвышенности, он уютно расположился на высоком берегу Волги, утопая в зелени тополей и сверкая в пригожую погоду на всю округу недавно позолоченными куполами колокольни Никольского собора, что в кремле. Сам кремль пока не восстановили, из-за нехватки средств в городском бюджете, но, на всякий случай, ещё восемь лет назад его белокаменную стену обнесли деревянным забором.

Как это водится в малых и больших городах России, от кремля во все стороны расходились улицы – большие и маленькие, мостовые и пешеходные, Баумана и Вокзальная, и другие. Самая большая из них, Московская, с трамвайными путями, отходя от кремля на север, вела к главному предприятию Зареченска – Ликёро-водочному заводу, на котором трудилась, пожалуй, добрая половина населения города. Поскольку продукция Зареченского ЛВЗ славилась на всю область своим упоительным качеством при низкой цене, она пользовалась неизменной популярностью в народе и даже с успехом закупалась оптовиками из областного центра.

В противоположную сторону от кремля, в южном направлении, шла самая уютная в городе пешеходная улочка, “Тупиковая” (бывш. Романовская, бывш. Социалистический тупик, бывш. Беспутная, окончательно переименована в 2000г.). Но в городе её никто не называл ни по-девичьи, ни по-мужнему, а звали в простонародье почему-то улицей Красных Фонарей, наверное потому, что раньше, до революции, (говорят, ещё до 1913-го года), именно на ней находились дома терпимости. Конечно же, в наши скромные дни от домов терпимости осталось одни только приятные воспоминания, а в самих домах расположились летние кафе, фотостудия, какие-то конторы, две часовых мастерских, рембыттехника, парикмахерская и аптека. Вдали виднелось новое здание Дома культуры ЛВЗ, выстроенное ещё в 75-м году, за ним типография местной газеты, и в конце концов улочка упиралась в глубокий овраг, на дне которого когда-то текла речка Плюйка, а сейчас находилась обычная свалка, обозначенная по периметру грозными табличками “Свалка запрещена! Штраф 50руб.”.

Несмотря на то, что был тёплый летний вечер пятницы, сегодня на улице было немноголюдно, лишь несколько семейных пар прогуливались в лучах заката, группа студентов шумно обсуждала закончившуюся сессию за столиками летнего кафе, фарфоровая старушка, выйдя из аптеки, направилась домой и какой-то фотограф расположился со своим штативом неподалёку от ворот кремля, снимая улицу, освещённую тёплым светом заходящего солнца.

Фотограф Синичкин не был профессионалом, несмотря на наличие штатива. Вадим Синичкин работал на местном ЛВЗ в должности ведущего инженера, а по вечерам и выходным отдавался своему давнему увлечению – фотографии. В прошлом году Синичкину предложили вести рубрику “Фотошкола” в местном журнале “Зареченск”, и он, с радостью и без раздумий согласился. Вскоре в журнале стали появляться статьи о различных практических аспектах фотоискусства, и даже стали платить гонорары, что для самого Синичкина было крайне удивительным, поскольку и само занятие фотографией, даже без гонораров, приносило ему большую радость. Также, в последнее время, Синичкин подумывал о проведении своей персональной фотовыставки.

Уже заканчивая фотосессию, Синичкин ещё раз посмотрел в свою жёлтую записную книжечку, и вдруг вспомнил, что он чуть не забыл снять ещё один кадр, для иллюстрации одного из положений новой статьи, про композицию перспективы. Передвинув штатив и навернув поляризатор, он стал ждать, когда на улице сложится какая-нибудь интересная сцена. Вскоре из кафе “Клубничка”, что неподалёку слева выбежала какая-то заплаканная девчонка в короткой юбке, и тут же, следом за ней, её молодой человек, пытаясь ухватить свою подружку за ремешок сумочки, висящей у неё на плече, и в чём-то оправдываясь перед ней. Синичкин, дождавшись подходящего момента, нажал на кнопку затвора, сложил штатив и пошёл домой дописывать статью.

Уже на следующее утро Синичкин сидел в фотостудии “Радуга”, находящейся в самом начале улицы Красных Фонарей, в доме N 3, и пил чай со своим школьным другом, Копейкиным – владельцем самой студии и фотолаборатории при ней. Лет двадцать тому назад Синичкину приходилось просиживать ночами в ванной над растворами, и печатать карточки при свете красных фонарей, но сегодня в Зареченске было уже несколько фотолабораторий, правда, стоит сказать, что повсюду технология обработки не соблюдалась строго, в одних недоливали раствора , в других не соблюдали температуру, в третьих пользовались просроченными, а значит и более дешёвыми, растворами, в четвёртых печатали на дешёвой фотобумаге. “Радуга” не отличалась в этом плане от других ничем, но для Синичкина по знакомству всегда делали исключение, и печатали его фотографии вместе со своими. Копейкин сделал себе уже немалое состояние на вольном соблюдении технологического процесса, и пока проявляли и печатали фотографии, они обсуждали достоинства нового BMW X5, что Копейкин купил намедни, и решали вопрос, куда деть прошлогоднюю Volvo.

Наконец, приёмщица Наташа, славная девушка с формами, гармоничными как спереди, так и сзади, принесла фотографии. Пока Копейкин пытался разглядеть, заметен ли Наташкин живот, или пока ещё нет, Синичкин рассматривал карточки. Все фотографии были так себе, проходные, подходящими разве что только для иллюстраций к статьям, кроме последней карточки, на которой была изображена улица Красных Фонарей с выбегающей из кафе чем-то расстроенной парой. Это был действительно первоклассный жанровый снимок, который сделал бы честь любому фотографу повседневной жизни: живые эмоции девушки были настолько естественными, что у Синичкина и самого возникло желание схватить девушку за рукав футболки и извиниться перед ней за всё, и это драматическое действо происходило на фоне живописных декораций древней улицы, освещённой косыми лучами заката. Столь удачные жанровые снимки получались у Синичкина очень редко, не чаще, чем раз в год. Эта фотография, вне всяких сомнений, станет центром экспозиции на будущей персональной выставке, подумал счастливый фотограф.

Договорившись на прощанье с Копейкиным о ненавязчивом, но хвалебном упоминании о его фотостудии в одной из своих будущих статей, и получив в качестве аванса с десяток коробочек Fuji Provia, Синичкин отправился в редакцию “Зареченска”, что находилась на той же улице Красных Фонарей, чуть дальше, в доме N 7, а Копейкин с Наташей остались хихикать над фотографиями голых студенток с разведёнными ногами, которые иногда приносили на печать сами студентки, наивно считая, что печать происходит в полностью автоматическом режиме, без излишнего вмешательства оператора в этот интимный процесс. Для таких фотографий в лаборатории была специальная коробка, постоянно пополняющаяся и весящая уже с килограмм.

Редакция встретила Синичкина традиционной беготнёй по этажам, тихими стонами замглавреда и красными лицами тех сотрудников редакции, что уже имели сегодня несчастье выслушать объективное мнение Главного редактора о материалах очередного номера, который должен быть сдан в областную типографию через два дня и про умственные способности самих сотрудников. Вдобавок ко всему, именно сегодня оказалось, что ЛВЗ в самый последний момент передумал давать рекламу минеральной воды “Пшеничная” в этот выпуск, и поэтому одна из страниц, ничем не прикрытая, повисла в воздухе за два дня до сдачи номера.

Реклама была самой главной статьёй доходов журнала. Сколько стоила реклама, не знал никто, кроме Главного: все доходы, прежде всего, попадали либо к нему в карман, либо их привозили ему прямо на дом, если они были крупногабаритными и в кармане не помещались. Часть из них, полученная более-менее официальным путём от той рекламы, что была выделена специальными рамками внизу статей, впоследствии шла на выплату зарплат сотрудникам и на печать в типографии, но основная часть рекламных материалов ничем специально не обозначалась, и они выглядели внешне как обычные статьи. Были даже случаи, когда деньги поступали в благодарность за отказ от публикации нелицеприятных материалов, бросающих тень на какое-нибудь уважаемое в городе предприятие. Короче говоря, оплачивалась не только та реклама, что была помещёна в журнале, но и антиреклама, не вошедшая в него из-за внезапно обнаружившегося, после соответствующих финансовых вливаний извне, недостатка места на полосе. Из-за всего этого, сами журналисты иронично называли себя “дурналистами”.

Зам. главного, симпатичная, но замученная, Нина, бегло просмотрев статью по диагонали и чуть было не заменив слово “композиция” в заголовке, на “экспозицию”, с интересом приступила к разглядыванию принесённых Синичкиным иллюстраций. Вот эта картинка нам подходит, сказала она, едва бросив взгляд на фотографию с расстроенной парой: - вертикальная нам сейчас ох как нужна, на целую страницу, а по этим козлам с ЛВЗ мы подготовим соответствующий их поведению материал в следующем номере, кстати, может у тебя есть компромат? Осведомившись о размере гонорара за статью (мне деньги сейчас нужны, как никогда: я готовлю свою персональную выставку), Синичкин распрощался со всеми, и направился в соседний дом N 9, к директору Дома Культуры ЛВЗ договариваться об аренде помещения для будущей фотовыставки.

Директор Дома Культуры, отставной полковник Никифоров, встретил Синичкина приветливым жестом, присаживайся, мол, пока я тут по телефону разговариваю, и продолжил ворковать в трубку: “…да-да, Надежда Борисовна, экзистенциальность языка фото-арт, его материальная образность даёт нам право утверждать, что, учитывая множество возможностей работы над фотоизображением - от постановочных эффектов до манипуляций, можно говорить об исчезновении объекта. Да, я согласен с Вами, художник обязан выставляться, освобождаться именно таким образом от пройденного, осмыслять то, что уже сделано, для четкости в понимании, зачем он это делает. Он должен посмотреть на себя со стороны и дать другим на себя посмотреть. Да-да, ну, звоните ещё, очень интересно было побеседовать с культурным, понимающим искусство человеком”.

Сергеева, - кивнул Никифоров на телефон, бросив трубку, - Краля губернатора, дура дурой, но зато заведует культурой всей области, вот ведь повезло, япона мать! Чего сам пришёл-то? Выслушав Синичкина, отозвался добродушным матом. Сразу после эмоционального и убедительного монолога Никифорова про то, как тяжело ему приходится в настоящее время “с такими вот как ты” и про то, что “вас, нах, таких тут много ходят, а я, б…., нах, тут один такой”, беседа перешла в конструктивное русло, закончившись добровольным взносом в размере 150 долларов за два дня выставки лично Никифорову, 48 рублей через кассу и 14 рублей старенькой уборщице. Договорились официальное открытие назначить на шесть вечера ближайшей субботы, а на следующий день, то есть в воскресенье, к этому же времени все фотографии должны быть убраны. “Нах”, - подвёл черту переговорам Никифоров.

Всю следующую неделю Синичкин готовился к своей выставке: напечатал фотографии большого размера, созвал родственников, знакомых и коллег по Ликеро-водочному и своему журналу, погладил пиджак и рубашку, купил красное вино и сыр с маслинами, заказал в типографии афиши в количестве 35 экз. и потом самолично наклеил их мучным клейстером на столбы около трамвайных остановок и заводской проходной. А самое главное – он позвонил в редакцию местной газеты “Зареченская правда” и пригласил корреспондента освещать событие (чем чёрт не шутит, вдруг тот действительно придёт?): любая, даже самая маленькая, заметка в городской газете была бы весомым аргументом при вступлении Синичкина в Союз Фотохудожников России, куда тот давно стремился, сам не понимая, зачем и почему.

На открытие выставки пришло неожиданно много народа, человек пятьдесят: одни из них пришли повидаться с самим Синичкиным и обсудить с ним свои дела, другие пришли поболтать с первыми, и до Синичкина им никакого дела не было, третьим, по-видимому, уже порядком надоела продукция местного ЛВЗ, и они с удовольствием дегустировали Хванчкару, закусывая её канапе, стоя в сторонке у окна. Изредка зрители подходили к фотографиям, висящим на белой стене, трогали их жирными от маслин и сыра пальцами и спрашивали, “а на какой фотоаппарат Вы их снимали и на чём печатали”. Синичкин вяло отвечал…

Корреспондента “Зареченской правды” по культуре, Максимкина, не интересовало то, на чём были напечатаны фотографии и на что их снимали, каков вкус Хванчкары и каковы творческие планы Синичкина на будущее. Деловитый корреспондент, молча разглядывая фотографии на стенах, делал какие-то пометки карандашом в своём блокнотике, обойдя за пять минут их все, потом попросил у Синичкина телефон, сказал привезти в понедельник какую-нибудь карточку с выставки в газету, затем, извинившись, попрощался с виновником торжества, и отбыл.

В понедельник, на ежедневной планёрке у Главного редактора “Зареченской правды”, редакция которой размещалась в самом конце улицы, у оврага, на столе перед Максимкиным лежала вёрстка заметки, начинающаяся словами “Вадим Синичкин – фотограф трудный, особенно если пытаться объяснить его творчество словами”. Тем не менее, всё-таки пытаясь объяснить творчество Синичкина хоть как-то, далее следовали философские размышления Максимкина о вопросе первичности роли искусства в становлении современного художника и роли художника в становлении современного искусства. Примерно через полторы тысячи печатных знаков нить размышления окончательно запутавшись, внезапно оборвалась, и заметку пришлось спешно закончить словами “Вот к художникам такого плана и принадлежит Вадим Синичкин”. К вёрстке была прикреплена на пластмассовую скрепку фотокарточка с выставки.

Планёрка уже подходила к концу, когда Главный редактор, Кубышкин, рассказал, что OOO “Вишенка”, а попросту говоря, одно из кафе на улице Красных Фонарей, заплатило хорошие деньги за разгромную статью против своих конкурентов, кафе “Клубничка”, что напротив. Статью Шеф взялся писать самостоятельно, построив сюжет вокруг “доносящихся до нас достоверных сведений, что под вывеской “Клубнички” действует настоящий притон, достойно продолжая аморальные традиции улицы Красных Фонарей”, резюмируя в конце, что нормальным людям туда ходить не стоит. В заключение, Шеф спросил, есть ли у присутствующих какие-нибудь идеи по поводу иллюстрации к статье. Максимкин, взглянув на лежащую перед ним фотографию с выставки, призадумался. Уже через пятнадцать минут он набирал телефон Синичкина…

На следующее утро Синичкин проснулся знаменитым. На последней полосе “Зареченской правды” была помещена заметка о прошедшем в субботу открытии персональной выставки Синичкина, где мелким шрифтом рассказывалось про то, что “Вадим Синичкин – фотограф трудный, особенно если пытаться…”. Но самое главное можно было видеть на первой странице: передовицу вторничного выпуска, озаглавленную “Улица Красных Фонарей” украшала фотография выбегающей из кафе “Клубничка” пары, с большой белой надписью прямо на ней: “Фотографу В.Синичкину удалось подловить момент и сфотографировать сутенёра, требующего от одной из “жриц любви” вернуться к работе, около кафе “Клубничка”, ул. Тупиковая, д.1”.

Через пару дней Вадима Синичкина можно было видеть выходящим из редакции “Зареченской правды” в хорошем расположении духа. В одной руке он держал кошелёк с гонораром в тридцать рублей, только что полученных за использованную в качестве иллюстрации фотографию, а в другой – большой конверт с самой фотографией, по краям которой были нанесены какие-то числа и угловые кадрирующие отметки художественного редактора. Синичкин, прищурившись на закат, заботливо убрал кошелёк в задний карман брюк, подошёл к оврагу неподалёку, насвистывая что-то весёлое себе под нос, сложил конверт вчетверо, не глядя на таблички с грозной надписью “Свалка запрещена! Штраф 50руб.”, бросил его как можно дальше и не спеша пошёл домой, по улице Красных Фонарей, освещённой тёплом заходящего солнца.

© 2004 Дмитрий Катков
ГЛАВНАЯ НОВОСТИ О ПРОЕКТЕ О СТАТЬЯХ ВСЕ СТАТЬИ ССЫЛКИ ГАЛЕРЕЯ ОПРОСЫ ФОРУМ СВЯЗАТЬСЯ
All Rights Reserved. © 2003, 2004 Хулиганствующий Элементъ