Слюсарева не стало…

Печальное событие подвело итог длинной эпохе советской фотографии с конца «оттепели» до его последних дней.

Мало кто понимает, что значит для фотографии то, что в ЖЖ Слюсарев больше не покажет и не скажет больше ничего. Мало кто понимает, но обидятся на эти слова многие. Но если бы понимали, то почему снимали и писали то, что писали и снимали? И это не упрек вовсе. Слюсарев создал в советской, понятной каждому «рожденному в СССР» фотографии, огромного значения артефакт непонятной фотографии. Мне довелось встречаться с ним, но не посчастливилось знать его ближе, чем в его произведениях. Фотографии его, как помню с 70-х, были явлением самобытным, «не форматным» для советской фотографии и окном в неизвестный мир фотографии художественной.

Анализ творчества Александра Александровича Слюсарева дело не близкого будущего. По существу, не так много фотографов, кураторов и промоутеров даже в ближнем окружении, которые принимали его произведения. Еще меньше тех, кто продолжает их в себе. Совсем недавно он публично порекомендовал посмотреть фотографии одного автора. Счетчик равнодушно показал совсем небольшое число ценителей его мнения.

Им восхищаются. Имя его произносят с почтением в кругах достигших фотолюбителей. Но время его произведений еще не пришло для нынешних поколений, выросших на советской фотографии. СанСаныч нашел себя в такой фотографии, что была совершенно чуждой для страны, приученной к соцреализму. Со сменой идеологии прилагательное уже не произносится, но требования реализма, традиции, отношения, ценности, учителя, наконец, профессура…остались. Слюсарев защищал свою фотографию и защищался от фотографов. Он объяснял и объяснялся. Сан Саныч придумал несколько красивых легенд в теории своей фотографии, чтобы сюжеты и метафоры хотя бы немногим стали близки и понятны. Это была реакция на десятилетия замалчивания и вельможного презрения к фотографии, которую невозможно было ни логически объяснить, ни пересказать.

Слюсаревские произведения не терпели транскрипций. Попытки пересказать его произведения показывали истинное лицо вульгарного искусствоведения. Сюжеты его фотографии не поддаются литературному анализу, каким многие годы препарировали фотографию прописные «ценители» страны пролетариев. Официоз его не любил или равнодушно не замечал. Слюсарев был непонятен и оставался за пределами идеологического формата до конца перестройки. Его терпели. Обходили. Опасались – а вдруг все же гений, как бы не попасть впросак . С концом властвования пролетарской идеологии Слюсаревская эстетика выбралась из андеграунда. Но остались те же люди, та же идеология понимания искусства и в новой государственности. Старая пролетарская идеология требовала от искусства повествовательного контекста, а в новые времена ставят на потребление.

Смыслы, годные для описания сюжетов в своих произведениях, Слюсарев исчерпывал названиями. Он обезоруживал пошлую критику, пересказывающую сюжеты, подписывая свои работы бесхитростными выражениями: «О луже», «О мальчике» и другими такими же.

Непонятный Слюсарев будет, конечно, объявлен праведным и выдающимся. Современная, но все такая же маргинальная эстетика , вывернутого наизнанку, но все того же соцреализма, которая всю его жизнь преследовала его остракизмом, признает его. Ушедшие непонятыми нравятся деятелям светской культуры. Теперь их время. Тех, кто отмалчивался о художнике при жизни. Авторы погружаются в безмолвие, но «тем, что они молчат, они кричат!»…

Слюсарев не был фотографом. Слюсарев был и остается выдающимся художником фотографии. Он дал много поводов почувствовать разницу терминологии своим творчеством. Эти поводы для тех, кто понимает…

Фотография Слюсарева кажется документальной. По существу же его изображения не являются документом. Слюсарев представлял зрителю художественную интерпретацию факта. Он упорно и неотступно работал с фактами, наслаждая проникновенного зрителя изысканными деталями художественной обработки натуры.

В кино есть изобразительный метод - «под документ», имитирующий приемами и недостатками хроники репортерскую кинотекучку. Слюсарев разработал гениальный авторский метод. Это самобытная и очень Слюсаревская реализациия фотографического освоения мира «по законам красоты». Факт окружающего мира он представлял зрителю как документ, удостоверяющий его существование. Однако преобразовывал его так, что произведение его избыточно свидетельствовало о факте. И потому Слюсареский «документ» утрачивал силу утверждения факта. Произведения художника Слюсарева обретают силу и величие документа, который свидетельствовал о красоте факта.

Очень жаль, что это случилось..

Александр Фельдман, 2010

Что ещё можно сделать:
Высказаться на Форуме >>>